Иерусалим: Один город, три религии (Карен Армстронг) : Глава 17. Государство Израиль

За свою многовековую и часто трагическую историю Иерусалим много раз подвергался разрушению и вновь отстраивался. С приходом британцев он оказался на пороге очередного периода весьма болезненных преобразований. Почти тринадцать столетий – за изъятием недолгого перерыва, когда там правили крестоносцы, – это был один из главных городов мусульманского мира. Теперь, с крушением Османской империи, арабам региона предстояло получить политическую независимость. Англия и Франция сначала учредили на Ближнем Востоке свои протектораты и подмандатные территории, но вскоре на их месте одно за другим стали образовываться арабские государства: Иордания, Ливан, Сирия, Египет, Ирак. При прочих равных условиях Палестина тоже стала бы независимым государством, а Иерусалим как значительный город вполне мог бы претендовать на статус столицы. Но этого не случилось. За период Британского мандата сионисты успели утвердиться в Палестине и основать еврейское государство. Иерусалим же оспаривали друг у друга евреи, арабы и мировое сообщество, пока в 1967 г. военные и дипломатические маневры не принесли успех государству Израиль и Иерусалим не стал его столицей. Нынешний арабский Иерусалим, – лишь бледная тень того города, в который вступали британские солдаты во главе с генералом Алленби.

Победа сионистов привела к необычайно сильным изменениям в жизни Иерусалима и всей Палестины. В 1917 г. арабы составляли 90 % населения Палестины, а в Иерусалиме их доля была чуть меньше 50 %. И евреи, и арабы поражаются произошедшему. Первые считают свою победу при столь ничтожных шансах на успех почти что чудом, вторые именуют свое поражение словом накба, означающим катастрофу едва ли не вселенского масштаба. Неудивительно поэтому, что обе стороны склонны упрощать картину и представлять события в черно-белых красках, видя в них борьбу героев и злодеев, противостояние абсолютной правды и абсолютной лжи, Божью волю или Божью кару. Но действительность сложнее. Исход событий во многом был предопределен мастерством и изобретательностью сионистских лидеров, которые сумели расположить в свою пользу сначала британское, а затем американское правительство, проявив себя весьма искусными дипломатами. Они принимали все предложения великих держав, в том числе не вполне соответствовавшие их нуждам и потребностям, и в конце концов получили все. Кроме того, им удалось преодолеть идеологические разногласия в своем движении. Палестинским арабам повезло меньше. Их национализму, формировавшемуся в смутное время крушения Османской империи и правления британцев, недоставало последовательности и понимания реальной политики, необходимого, чтобы успешно взаимодействовать с европейскими державами с одной стороны и с сионистами – с другой. Арабам не удалось организовать устойчивое сопротивление. Непривычные к западной дипломатии, они отвечали неизменным «нет» на все предложения, рассчитывая, что подобная твердая и бескомпромиссная политика гарантирует им право на независимое арабское государство – ведь Палестина, казалось бы, неоспоримо принадлежит им с демографической и исторической точки зрения. Поначалу арабы наивно верили в добрые намерения англичан, но слишком часто повторяя свое вето, они в результате остались ни с чем, и в 1948 г., с провозглашением государства Израиль, на смену обездоленным скитальцам-евреям пришли обездоленные скитальцы-палестинцы.

Мотивировки и политика англичан тоже не отличались последовательностью и уверенностью. И евреям, и арабам трудно было понять, чего добивается британское правительство. Во время Первой мировой войны оно щедро раздавало обещания обеим сторонам. Так, в 1915 г., побуждая арабов Хиджаза поднять восстание против Турции, сэр Генри Мак-Магон, верховный комиссар Египта, заверил шерифа (правителя) Мекки Хусейна ибн Али, что Великобритания признает независимость будущих арабских государств, а святые места останутся под контролем «независимого суверенного исламского государства». Правда, ни Палестина, ни Иерусалим, третье по значимости святое место исламского мира, не были упомянуты в явном виде, а само обещание Мак-Магона носило неофициальный характер. Тем не менее оно имело силу ратифицированного договора, особенно после того, как Хусейн ибн Али решил выполнить свою часть соглашения и при содействии полковника Лоуренса (Аравийского) в 1916 г. поднял арабское восстание. А параллельно с тем, как шла переписка между Мак-Магонои и Хусейном ибн Али, правительства Великобритании и Франции вели переговоры по подготовке секретного пакта – так называемого соглашения Сайкса-Пико, по которому весь арабский мир к северу от Аравийского полуострова разделялся на британскую и французскую зоны.

2 ноября 1917 г., за месяц с небольшим до вступления генерала Алленби в Иерусалим, премьер-министр Великобритании Дэвид Ллойд Джордж поручил министру иностранных дел Артуру Бальфуру направить лидеру британских сионистов лорду Уолтеру Ротшильду письмо со следующим важным заявлением:

Правительство Его Величества с одобрением рассматривает вопрос о создании в Палестине национального очага для еврейского народа и приложит все усилия для содействия достижению этой цели; при этом ясно подразумевается, что не должно производиться никаких действий, которые могли бы нарушить гражданские и религиозные права существующих нееврейских общин в Палестине или же права и политический статус, которыми пользуются евреи в любой другой стране[86].

Британия давно уже пестовала идею о возвращении евреев в Палестину, а в 1917 г., во время мировой войны, для этого, очевидно, существовали и стратегические соображения: протекторат с благодарным еврейским населением стал бы неплохим противовесом для ближневосточных амбиций Франции. Но Бальфур понимал, что обещания, раздаваемые его правительством, противоречат друг другу. В меморандуме от августа 1919 г. он отмечал, что, хотя Великобритания и Франция обещали учредить на Ближнем Востоке национальные правительства в соответствии со свободным волеизъявлением проживающих там народов, в Палестине «мы не намерены даже выявить волю нынешних жителей страны».

Четыре великие державы имеют обязательства по отношению к сионизму. А сионизм – правильно это или неправильно, плохо или хорошо – уходит своими корнями в многовековые традиции, нынешние потребности и будущие надежды, которые носят значительно более глубокий характер, чем желания и предрассудки 700 000 арабов, живущих в настоящее время на этой древней земле[87].

С поразительным равнодушием Бальфур заключал: «…в отношении Палестины державы не сделали ни одного заявления по существу, которое можно было бы назвать ошибочным, и ни одного заявления о политике, которое они хотя бы иногда не намеревались нарушать, по крайней мере, с точки зрения буквы документа». Такой подход не может служить основой для управления, преследующего четко поставленную цель.

С декабря 1917 по июль 1920 г. Палестиной, включая Иерусалим, управляла военная администрация. Военный губернатор Иерусалима, подполковник Рональд Сторрз, сыгравший ключевую роль в арабском восстании 1916 г., в первую очередь занялся восстановлением разрушенного городского хозяйства. За время войны канализация в городе вышла из строя, чистой воды не было, дороги пришли в полную негодность. Британские власти весьма ответственно отнеслись также к своим обязанностям по отношению к святым местам, и Сторрз, образованный и культурный человек, искренне любящий Иерусалим, основал «Проиерусалимское общество» (Pro-Jerusalem Society), куда вошли иудейские, христианские и мусульманские религиозные лидеры города, а также именитые горожане. Общество, задачей которого была охрана памятников старины, организовывало ремонт и реставрацию общественных зданий и сооружений, финансировало разработку градостроительных проектов, привлекало средства из-за рубежа. Одно из важнейших введенных им правил гласило, что все новые здания в городе должны строиться с использованием местного розоватого камня. Это правило, действующее до сих пор, помогло сохранить красоту Иерусалима.

Тем не менее между общинами города существовали трения. Арабов не оповестили официально о Декларации Бальфура, но в арабскую среду стали просачиваться подозрительные слухи. Арабы, что не удивительно, насторожились. В самом деле можно было заметить, что иврит начал использоваться в официальных документах наряду с английским и арабским, а в администрации работают евреи – делопроизводители и переводчики. Но арабы все еще надеялись, что англичане примут их сторону. Те, по крайней мере, позволили им получить определенное преимущество в городском совете, деятельность которого Сторрз восстановил в январе 1918 г. Совет теперь состоял из шести членов, по два от каждой религиозной общины, но мэром был мусульманин. Первым Сторрз назначил на эту должность Мусу Касима аль-Хусейни; двумя заместителями мэра стали еврей и христианин. Евреев это не слишком радовало, поскольку они составляли половину городского населения. Кроме того, их раздражало, что арабские мэры, как вскоре стало ясно, пользуются своим статусом для борьбы с Декларацией Бальфура.

Из-за границы тоже доносились раскаты грома. Ватикан выражал заинтересованность в том, чтобы захваченный англичанами Иерусалим остался в руках христиан. «Безусловно, было бы ужасным горем ‹…›, если бы эти величайшие святыни христианской веры оказались переданы на попечение нехристиан», – заявил папа Бенедикт XV (Bovis, p. 7). В 1919 г. комиссия Кинга-Крейна, назначенная по предложению США недавно образованной Лигой Наций, выпустила отчет, рекомендовавший не выполнять Декларацию Бальфура, а вместо того создать под эгидой временного мандата объединенное арабское государство, включающее Палестину и Сирию. Однако этот отчет не возымел действия. Когда пришло время для его рассмотрения, у президента США Вудро Вильсона нашлись более важные дела, и отчет отложили в долгий ящик.

Напряженность в Иерусалиме прорвалась 4 апреля 1920 г. во время торжеств в Неби-Муса. Этот праздник возник в XIII в., при мамлюках, когда Иерусалиму угрожали крестоносцы с Запада. Поскольку в город явился генерал Алленби, новый крестоносец, арабы все более уверялись, что аль-Кудс опять в опасности. В арабском мире возродился интерес к истории Крестовых походов, причем курд Салах ад-Дин сделался национальным героем арабов, а сионисты – если не непосредственно крестоносцами, то по крайней мере орудием крестоносного Запада (Sivan 1973). Шествия из Иерусалима в Неби-Муса всегда были для мусульман способом утвердить свое господство в Святом городе, но на сей раз их действия носили уже не символический характер. Толпа смешала строй и ворвалась в Еврейский квартал. Арабская полиция приняла сторону толпы, британские солдаты, которым полагалось бы усмирять бунтовщиков, так и не появились. Евреям в то время было запрещено организовывать самооборону, и на их долю пришлась основная масса потерь: девять человек погибли, 244 получили ранения. Напряженность в отношениях между иерусалимскими общинами существовала уже много лет, и периодически случались вспышки насилия, но волнения 1920 г. показали, что положение катастрофически ухудшается, и вдобавок восстановили евреев против англичан. Сионисты немедленно возложили вину за погром на Сторрза и его администрацию: раз власти бездействовали, значит, они сочувствуют арабам. С тех пор и евреи, и арабы постоянно обвиняли англичан в поддержке противоположной стороны.

Британская политика на Ближнем Востоке действительно была внутренне противоречивой. В апреле 1920 г. Великобритания получила Мандат Лиги Наций на управление Палестиной, дабы, как провозглашалось в статье 22 Пакта Лиги Наций, обеспечить «благосостояние и развитие» народа Палестины, осуществив таким образом «священную миссию цивилизации». Вместе с тем англичане обязались выполнить Декларации Бальфура, т. е. подготовить условия для основания в Палестине еврейского национального очага. В интересах облегчения этого процесса и развития страны в целом создавалась общественная организация – Еврейское агентство (статья 4 Мандата). Администрация Палестины должна была облегчать «еврейскую иммиграцию на подобающих условиях» (статья 6) и «приобретение палестинского гражданства евреями, устраивающимися на постоянное жительство в Палестине» (статья 7). Не были ли такие меры чреваты нарушением прав «существующих нееврейских общин в Палестине»?

Первым гражданским Верховным комиссаром, назначенным в Палестину в июле 1920 г., стал сэр Герберт Сэмюэль, который сам был евреем. Сионисты увидели в этом доброе, а арабы – зловещее предзнаменование. Сэмюэль поддерживал Декларацию Бальфура, но все пять лет своего пребывания на посту старался успокоить арабов, заверяя их, что никто не собирается ни отбирать их земли, ни позволять еврейскому правительству управлять мусульманским и христианским большинством в Палестине: «Декларация Бальфура означает совсем не это» (Sykes, p. 71). Увы, Сэмюэлю не удалось развеять опасения арабов, и вдобавок он восстановил против себя евреев. Сходная судьба ожидала и Белую книгу 1922 г., подготовленную британским министром по делам колоний Уинстоном Черчиллем. В ней утверждалось, что в Декларации Бальфура нет речи о попрании прав арабского большинства, идея заключается в том, чтобы просто создать в Палестине центр, где евреи могли бы жить по праву, не испрашивая на то дозволения, а вовсе не превращать в такой центр всю Палестину. Опять ни одна из сторон не была удовлетворена, но если арабы отвергли Белую книгу, то сионисты приняли ее в надежде, что позже смогут добиться большего.

Тем не менее в определенных отношениях Иерусалим при Британском мандате процветал. Впервые со времени Крестовых походов он вновь стал столицей Палестины. На протяжении 1920-х гг. вокруг муниципальных границ выросли новые зеленые пригороды, сродни тем, что тогда же стали возникать в Англии. К западу от Старого Города были построены еврейские районы Тальпиот, Рехавия, Бейт ва-Ган, Кирьят Моше и Бейт ха-Керем с общественными парками, просторными площадями, индивидуальными садами. Там же, западнее стен Старого Города, на участке, купленном у патриархата православной церкви, появился новый торговый центр; его главная улица была названа в честь Элиезера Бен Иегуды, филолога, возродившего иврит как современный разговорный язык. В районе рынка Махане Иегуда начал создаваться второй торговый центр. Существовали и красивые благоустроенные пригороды, населенные арабами, – Тальбие, Катамон и Бака в Западном Иерусалиме, Шейх-Джаррах, Вади эль-Джуз и Американская колония на севере города. Крупные событием для Иерусалима стало открытие Еврейского университета на горе Скопус. Председательствовать на церемонии открытия прибыл сам Артур Бальфур – это был его первый и единственный приезд в Палестину. Во время церемонии он не мог сдержать слез, но, казалось, вовсе не заметил, что в арабской части города неестественно тихо, во всех окнах, выходящих на улицу, закрыты ставни, а над базаром вывешены черные траурные флаги (Vester, p. 318).

В этот период в Иерусалиме выдвинулись новые арабские лидеры. Одним из первых высших должностных лиц, назначенных Сэмюэлем, стал Хадж (Мухаммад) Амин аль-Хусейни, занявший пост иерусалимского муфтия. Решение Сэмюэля вызвало негодование сионистов, поскольку Хусейни был ярым арабским националистом и непосредственно участвовал в организации беспорядков 1920 г. Возможно, Сэмюэль надеялся нейтрализовать молодого лидера, привлекая его к совместной работе, но также нельзя сомневаться, что глава британской администрации, как и большинство англичан, попал под обаяние этой весьма незаурядной личности. Новый муфтий был учтив, сдержан, полон достоинства и совсем не походил на подстрекателя смуты. В 1922 г. Хусейни стал председателем Высшего мусульманского совета – нового органа, осуществлявшего надзор за всеми мусульманскими учреждениями Палестины, – и на этом посту начал борьбу против Декларации Бальфура. Он развернул программу строительных и реставрационных работ на Хараме, средства для которой привлекались в ходе массированной пропагандистской кампании. Сионисты, утверждал муфтий, мечтают о восстановления своего Храма, что не может не угрожать мусульманским святыням Харама. Эти обвинения казались полной фантастикой сионистским лидерам, людям по преимуществу нерелигиозным и совершенно не интересовавшимся Храмом, – их даже Западная стена не особенно волновала. Но, как мы видим сегодня, опасения Хусейни не были вовсе безосновательными.

Назначение Хусейни разделило иерусалимских арабов на два лагеря. Радикалы тяготели к муфтию, умеренные же группировались вокруг нового мэра города Раджиба аль-Нашашиби, который был противником сионизма, но считал, что нужно сотрудничать с властями везде, где это возможно. Действительно, Сэмюэль, казалось, готов был признать Иерусалим преимущественно мусульманским городом. Он расширил муниципальный совет, и теперь в него входили четверо мусульман, трое христиан и трое евреев, а мэром по-прежнему оставался мусульманин. Но Сэмюэль одновременно расширил и избирательные права, так чтобы больше евреев могли участвовать в голосовании. Верховный комиссар старался быть справедливым к обеим сторонам и не мог угодить ни одной из них. Планы сионистов и арабов относительно Палестины и Иерусалима взаимно исключали друг друга, и конфликт был неизбежен.

У сионистов, конечно, тоже имелись свои герои и светила. Палестинцам не требовалось создавать для поддержки своей борьбы новую мифологию или идеологию – Палестина была их домом, они веками жили в аль-Кудсе, гордясь его святостью. Они не видели необходимости писать книги о своей земле и своем городе: разве обязательно мужчине сочинять страстные стихи для любимой жены? Сионисты же нуждались в утверждении своей связи с Палестиной. Они пришли сюда, движимые желанием найти собственное место в чужом и враждебном мире. Но алия нередко оказывалась тяжким испытанием. Большинство новых переселенцев, прибывших в Палестину в 1920-е гг., вскоре ее покинуло: жизнь была трудной, земля – чужой и негостеприимной, совсем не похожей на родные места. Чтобы духовно укорениться в стране, переселенцам требовалось нечто большее, чем рационально обоснованная убежденность, и идеологи сионизма инстинктивно обратились к древней священной географии Каббалы. У изначально нерелигиозного движения появилось мистическое измерение.

Главный поборник этой сионистской Каббалы, Аарон Давид Гордон, жил не в Иерусалиме, и Святой город не занимал центрального места в его воззрениях. Он изучал Каббалу в России, а в Палестину прибыл в возрасте 46 лет, весьма пожилом для участника Второй алии[88]. Вступив в кибуц Дгания, он, со своей развевающейся седой бородой, работал в полях наравне с молодыми энтузиастами. Переселение в Палестину оказалось для Гордона болезненным – он очень тосковал по России, ближневосточные пейзажи казались ему чужими и неприветливыми. И все же, возделывая землю, Гордон, по собственным словам, испытывал чувство, которое в прежние времена называлось откровением Шехины. Он ощущал изначальную полноту бытия, указывающую на присутствие Бога, только не в Святом городе, а в Галилее. В диаспоре, учил Гордон молодых поселенцев в своих стихах и речах, евреи вели неестественную, искаженную жизнь. Безземельные, отлученные от почвы, они волей-неволей заключили себя в рамки городской жизни в гетто. Что еще важнее, они оторвались от Бога и от себя самих. Как и Иегуда Галеви, Гордон верил, что Земля Израиля (Эрец-Исраэль) способна питать неповторимый еврейский дух созидательной силой. Она раскрывает евреям чистоту, беспредельность и светозарность божественного, помогает вновь обрести себя. В отрыве от этого источника бытия евреи сделались ущербными и разобщенными. Теперь же им необходимо пересоздать себя заново, погрузившись в необоримую святость своей земли. «Каждый из нас обязан полностью переменить себя, – писал Гордон, – так, чтобы неестественное, недоразвитое, исковерканное существо в нем стало естественной, цельной, верной себе человеческой личностью» (Hertzberg, p. 377). Но в мистицизме Гордона звучала и нотка агрессивности: евреи, по его мысли, должны были восстановить свои права на землю путем так называемого «завоевания труда» (кибуш ха-авода). «Завоеванному» физическому труду предстояло помочь евреям вновь обрести себя, а также вернуть Палестину ее законным владельцам – единственному народу, способному отзываться на ее святость.

В древности, – учил Гордон, – евреи обретали возвращение к изначальной гармонии в иерусалимском Храме, теперь же Шехину следует искать не на горе Сион, а в полях и холмах Галилеи. В прежние дни словом авода называлось служение в Храме; для Гордона это слово означало физический труд. Однако существовали и немногочисленные религиозные сионисты, мечтавшие именно о грядущем возвращении на Храмовую гору. Они создали свою партию «Мизрахи», которую далекие от религии лидеры социалистического сионизма не принимали всерьез и даже осмеивали. Для этих людей Иерусалим был центром мира не только в мистическом, но и в относительно житейском смысле. Их духовным вождем стал Авраам Ицхак Кук, с 1921 г. главный раввин ашкеназской общины Иерусалима. В основном ортодоксальные иудеи резко отрицательно отнеслись ко всему сионистскому проекту, но Кук поддержал его, поскольку считал, что нерелигиозные сионисты, сами того не понимая, помогают строить Божье царство. Возвращение в Землю Израиля неизбежно должно было привести их назад в лоно Торы. Как каббалист, Кук верил, что пока евреи оторваны от Палестины, мировое равновесие не может быть восстановлено. В диаспоре, замаранной нечистотой окружающего нееврейского мира, божественность должна была укрываться в синагогах и иешивах. Теперь же приблизилось спасение всей вселенной: «С возрождением нашего духа обновятся все цивилизации мира. Все раздоры уладятся, и всякая жизнь будет сиять радостью нового рождения» (Hertzberg, p. 423). Кук был уверен, что в действительности спасение уже началось. Перед его мысленным взором вставал заново отстроенный Храм, являющий Бога всему миру:

Вот Храм стоит на своем основании, к чести и славе всех народов и царств, и сюда мы радостно несем снопы, рожденные землею нашей услады, наши давильни полны виноградом, а гумна – зерном, наши сердца счастливы благостью этой земли, а перед нами шествуют священнослужители, святые люди, слуги Храма Господа Бога Израиля.

И это не была мечта о каком-то отдаленном будущем: «Совсем скоро мы снова увидим их на Горе Всевышнего, и как же встрепенутся сердца наши при виде священников Господа, занятых своим святым служением [авода], и при звуках дивного пения левитов» (Schweid, pp. 181–82). Впрочем, подобное видение вряд ли могло очень обрадовать палестинцев – мусульманских жителей Иерусалима. Современники чаще всего относились к раввину Куку как к эксцентричному чудаку: его идеи получили признание только в наши дни.

При лорде Плумере, который в 1925 г. сменил Сэмюэля, в Палестине было относительно спокойно. Еврейская община – ишув – энергично занималась созданием в рамках Мандата парагосударства со своей армией (Хагана), своим парламентом (Гистадрут), где были представлены кибуцы и профсоюзы, с собственными налогами, финансами и целым рядом образовательных, культурных и благотворительных учреждений. Интересы ишува при британском правительстве официально представляло Еврейское агентство, штаб-квартира которого находилась в Рехавии в Западном Иерусалиме. Арабы были хуже организованы, противников сионизма ослаблял внутренний раскол между сторонниками Хусейни и Нашашиби. Тем не менее по обе стороны сионистско-арабского конфликта начали поднимать голову экстремисты, не желавшие дальше мириться с существующим положением. Радикально настроенных сионистов привлекали идеи Владимира Жаботинского о ревизии принципов политического сионизма, а муфтий Иерусалима призывал своих сторонников прекратить всякое сотрудничество с англичанами.

В Иерусалиме, городе, с которым связывались самые сокровенные чаяния обоих народов, конфликт вступил в новую трагическую фазу. Со времени прихода англичан арабы начали проявлять беспокойство по поводу еврейских молитв у Западной стены. В XIX в. и Монтефиоре, и барон Ротшильд делали попытки купить этот молельный участок, но неудачно. А с 1918 г. мусульмане стали замечать, что евреи начинают приносить туда разнообразные предметы – стулья, скамьи, ширмы, столики, свитки. Они вели себя так, как будто собирались, в нарушение положений, действовавших еще с турецких времен, устроить у Западной стены синагогу. Муфтий забил тревогу: не иначе как сионисты приступили к выполнению своего коварного замысла захватить Харам, и их действия у Стены – это первый шаг. Беда стряслась в канун праздника Йом-Кипур 1928 г. Окружной комиссар Иерусалима Эдвард Кит-Роуч, гуляя по Старому городу вместе с начальником полиции Дугласом Даффом, заглянул в Мусульманский шариатский суд, находившийся в медресе Танкизия, и, поглядев вниз из окна на молящихся евреев у Западной стены, заметил ширму, поставленную, чтобы отделить мужчин от женщин. Мусульманские писцы, присутствовавшие в комнате, выказали по поводу ширмы большое возмущение, и Кит-Роуч согласился, что она нарушает статус-кво. На следующий день, а это был Йом-Кипур, к Западной стене был послан отряд полицейских с приказом убрать ширму. Те прибыли в самый торжественный момент службы, когда верующие замерли в безмолвной молитве, не разобравшись, решили, что церемония закончилась, и стали снимать ширму. Евреи от такого вопиющего неуважения пришли в смятение. По всей Палестине ишув яростно обвинял англичан в святотатстве.

Муфтий же начал новую кампанию под лозунгом неукоснительного соблюдения статус-кво. Стена – часть Харама и вакуфная собственность, место, где Мухаммад привязал Бурака, после Ночного путешествия по небесам. Евреи не должны распоряжаться здесь как хозяева – притаскивать сюда мебель и трубить в шофар, мешая мусульманской молитве на Хараме. Их терпят здесь только из милости! Муфтий также начал наступление на религиозном фронте. Неподалеку находилась суфийская обитель, и внезапно зикры в ней сделались чрезвычайно шумными. А у муэдзинов близлежащих мечетей время призыва к молитве стало в точности совпадать с началом служб у Стены. Потом Высший мусульманский совет постановил снести северную перегородку, и тупичок, где молились евреи, превратился в сквозной проход, связывающий Магрибинский квартал с Харамом. Арабы начали прогонять здесь свой скот во время служб и нарочно закуривать сигареты в субботу. Среди евреев ишува, религиозных и нерелигиозных, естественно, быстро нарастали возмущение и обида, особенно когда стало понятно, что англичане фактически одобряют эти вопиющие выходки.

Летом 1929 г. в Цюрихе проходил 16-й Сионистский конгресс. В первый же день на нем с пламенной речью выступил Жаботинский, призывавший к созданию настоящего еврейского государства – не «национального очага» – на обоих берегах Иордана. Умеренные сионисты разбили это предложение в пух и прах, но арабы все-таки были сильно встревожены. 9 Ава (15 августа) группа молодых последователей Жаботинского собралась на демонстрацию перед зданием британской администрации в Иерусалиме. Затем участники демонстрации прошли к Западной стене, где размахивали еврейским национальным флагом и клялись защищать Стену до последней капли крови. С обеих сторон нарастало напряжение. На следующий день, когда арабы начали собираться на Хараме для пятничной молитвы, какие-то сторонники муфтия ворвались в еврейскую молельню у Стены. На сей раз полиция вмешалась и остановила их. Но позже произошел трагический случай, который все-таки привел к взрыву. Еврейский мальчик нечаянно забросил футбольный мяч в арабский сад, последовал скандал, и мальчик был убит. Сионисты превратили его похороны в яростную демонстрацию протеста, а 22 и 23 августа в Иерусалиме стали собираться арабы из окрестных селений, вооруженные ножами и дубинками; у некоторых было и огнестрельное оружие. Муфтий ничего не предпринял, чтобы умерить их накопившуюся ярость. В его пятничной проповеди не было слов, которые можно назвать прямым подстрекательством, однако потом толпа ринулась с Харама в город, нападая на каждого встреченного по пути еврея. Англичане снова не разрешили евреям защищаться самостоятельно, а британская полиция, численность которой лорд Плумер сократил, не могла справиться с кризисной ситуацией. По всей Палестине происходили кровавые столкновения. К концу августа 133 еврея были убиты и 339 ранены. 110 арабов погибли от рук английских полицейских и еще шестеро – во время еврейской контратаки в районе Тель-Авива.

Волнения по поводу Западной стены неизбежно вели к обострению напряженности с обеих сторон. Что касается августовского противоборства, то в нем взяли верх арабы. Комиссия Шоу, созданная для расследования событий, подтвердила необходимость сохранения порядка, установленного при турках. Евреи могли приносить к Стене молитвенные атрибуты, однако свитки, меноры и ковчеги не могли быть больше определенного размера; также у Стены не разрешалось ни трубить в шофар, ни петь. Мусульманам, в свою очередь, запрещалось проводить шумные зикры и прогонять скот вдоль Стены во время еврейских богослужений. И эта победа оказалась для них бесплодной. Когда в Германии к власти пришел Гитлер, сионизм приобрел еще более радикальный, отчаянный характер. Беженцы из Германии и Польши стали прибывать в Палестину в количествах, превосходивших все, что можно было вообразить, и прежняя политика сионистов, исходившая из постепенной миграции, явно переставала соответствовать моменту. Поэтому у Жаботинского с его идеологией ревизионизма появилось много новых сторонников в диаспоре – но в ишуве они пока еще не были в большинстве. Радикальные еврейские группы, часть из которых вдохновлялась идеями раввина Кука, придерживались вполне экстремистских взглядов – они приступили к формированию боевых организаций. Этим радикалам были чужды социалистические идеалы Бен-Гуриона – их героями были Иисус Навин и царь Давид, силой завоевавшие Палестину для еврейского народа. Наиболее значимой праворадикальной группой была подпольная вооруженная организация «Иргун» («Иргун Цваи Леуми», или «Эцель»). Впрочем, к правым взглядам тяготели лишь 10–15 % ишува. Бен-Гурион, прекрасно понимая, что фанатичный антисемитизм Гитлера вполне способен помочь делу сионизма, все-таки продолжал настаивать на сдержанной политике.

Резкое увеличение притока еврейских иммигрантов в 1930-х гг. крайне встревожило арабов. Они стали обвинять сионистов в корыстном использовании германской угрозы. Почему, спрашивали они, мы должны потерять свою страну из-за преступлений против евреев, совершающихся в Европе? На этот совершенно законный вопрос ответа не было. Опасения арабов вполне понятны: в 1933 г. евреи составляли лишь 18,9 % населения Палестины, а к 1936 г. их доля поднялась уже до 27,7 %. И арабам казалось, что следует принять меры более энергичные, чем все, что делалось ранее. В арабском лагере стали появляться радикальные партии – Партия национальной обороны, Партия реформ и пан-арабистская Партия независимости (Истикляль), – хотя в то время они еще находились под контролем арабской аристократии. Некоторые палестинцы начали организовывать партизанские отряды для вооруженной борьбы с англичанами и сионистами. В ноябре 1935 г. повстанческая группа под командованием шейха аль-Кассама выступила против мандатных властей в Дженине. Шейх вскоре погиб в бою; он стал одним из первых палестинских мучеников. В 1936 г. в Иерусалиме был основан Верховный арабский комитет под председательством муфтия, состоявший из лидеров новых партий. Таким образом, в этот период с обеих сторон усиливались радикальные настроения; и сионисты, и арабы вооружались для открытой борьбы.

И все же, несмотря на нарастающую напряженность, Иерусалим развивался и хорошел. Именно тогда за городскими стенами появились такие знаменитые сегодня здания, как отель «Царь Давид» и башня центра Ассоциации христианской молодежи (ИМКА) напротив него, почтамт и Рокфеллеровский (в то время Палестинский королевский) музей. Поскольку город быстро рос, расширяясь далеко за пределы муниципальной границы, мандатная администрация учредила Иерусалимский подокруг, куда входили Старый Город и окружавшие его новые еврейские и арабские пригороды. Одновременно с тем, как все больше евреев прибывало в Палестину, увеличивалась и численность арабского населения Иерусалима. Евреи составляли большинство в пределах муниципалитета – их насчитывалось 100 000, в то время как арабов – мусульман и христиан – лишь 60 000. Однако в Иерусалимском подокруге в целом арабов было более половины, причем они владели 80 % всей недвижимости. В частности, в Западном Иерусалиме выросли обширные кварталы, где жили арабские семьи среднего класса. Расширялись и другие пригороды – Катамон, Мусрара, Тальбие, Верхний и Нижний Бака, Немецкая и Греческая колонии, Шейх-Джаррах, Абу-Тор, Мамилла, Неби-Дауд и Шейх-Бадр. В этих районах была сконцентрирована львиная доля ценной недвижимости арабов (см. карту). Многие из них находились в Западном Иерусалиме, который сегодня является преимущественно еврейским.

Недовольство арабов выплеснулось в кампанию открытого гражданского неповиновения во время всеобщей забастовки 1936 г. Затем в 1936–1938 гг. разгорелось арабское восстание против британской администрации, в ходе которого Иерусалим серьезно пострадал. Разъяренная толпа арабов бесчинствовала на улицах. Бомба, взорвавшаяся в здании еврейской религиозной школы, унесла жизни девятерых детей, еще 46 евреев погибли в результате других террористических актов. В 1938 г. был даже момент, когда восставшие ненадолго овладели всем городом. На протяжении этого кризиса сионистское руководство продолжало настаивать на политике сдержанности, однако «Иргун» устраивал взрывы и террористические акты, в результате которых погибли 48 палестинцев. После восстания Иерусалим перестал играть роль центра сопротивления сионизму. Британские власти выслали из Палестины муфтия и членов Верховного арабского комитета, и изгнанный Хусейни серьезно повредил делу палестинцев, поддержав Гитлера. В самой стране руководство сопротивлением перешло в руки сельских шейхов, готовых применять и более жестокие методы борьбы.

Пока бушевало арабское восстание, англичане лихорадочно искали решение палестинского вопроса. В 1937 г. Королевская комиссия под руководством графа Пила выпустила отчет, в котором рекомендовала провести раздел Палестины, Еврейскому государству по этому плану должны были отойти Галилея и прибрежная низменность, остальная же территория, включая Негев, отдавалась арабам. Город Иерусалим и Иерусалимский подокруг предлагалось выделить в отдельную территориальную единицу – corpus separatum – под постоянным контролем мандатной администрации. С помощью особого статуса Иерусалима комиссия стремилась исполнить «священный долг цивилизации», гарантировав, что святыни останутся доступными для всех независимо от политической конъюнктуры. С тех пор в большинстве планов международного сообщества, касающихся Палестины, делалась попытка уберечь Иерусалим от конфликта (Bovis, p. 24). После долгих споров сионисты все же одобрили план комиссии Пила, хотя сами они предлагали другую схему раздела Палестины, по которой разделялся и Иерусалим. Евреи при этом получали новые пригороды Западного Иерусалима, а Старый Город и Восточный Иерусалим оставались под контролем мандатных властей.

Арабы ответили на план комиссии Пила категорическим «нет», и в 1939 г. их неуступчивость, по-видимому, принесла плоды. Британское правительство, вынужденное балансировать перед лицом надвигающейся Второй мировой войны, по настоянию ряда арабских государств приняло решение ослабить поддержку сионизма. Была выпущена новая Белая книга, которая жестко ограничивала еврейскую иммиграцию и отменяла план раздела Палестины. Взамен предлагалось создать в Палестине независимое государство, управляемое совместно евреями и арабами. Для сионистов это был тяжкий удар, и в дальнейшем они никогда больше не верили англичанам. Впрочем, когда началась война, у них не было выбора, и им волей-неволей пришлось поддержать Великобританию в ее борьбе против нацистской Германии. Однако сионисты-ревизионисты с этим не согласились и развернули террористическую деятельность против англичан. Основанная в 1940 г. группа Авраама Штерна «Лехи» не делала различия между англичанами и нацистами. Два руководителя главных еврейских террористических организаций в дальнейшем занимали пост премьер-министра государства Израиль. Ицхак Шамир возглавил «Банду Штерна» (как называли «Лехи») после того, как сам Штерн погиб во время вылазки в 1942 г. Менахем Бегин, горячий поклонник Жаботинского, в том же 1942 г. нелегально прибыл в Палестину и вскоре стал одним из лидеров «Иргуна». И даже умеренный Бен-Гурион перешел в 1942 г. на более радикальные позиции – именно тогда в Палестину пришли первые известия о нацистских лагерях смерти. Ни о прежней политике постепенного расширения ишува, ни о «еврейском национальном очаге» не могло быть и речи. Сионисты теперь были убеждены, что только чисто еврейское государство в состоянии обеспечить евреям безопасное убежище, и хотели получить такое государство, даже если это означало изгнание из страны арабов (Palumbo, pp. 1–4).

В послевоенный период террористическая активность нарастала с обеих сторон. Британцы упрямо отказывали сионистам в их просьбе разрешить въезд в Палестину 100 000 беженцев, бывших узников нацистских концлагерей. В отместку «Иргун» организовал взрыв в южном крыле отеля «Царь Давид», один из этажей которого занимал британский армейский штаб. В результате теракта 91 человек погибли, еще 45 получили ранения. Это были последние годы Мандата, и англичане, казалось, полностью потеряли контроль над ситуацией. С самого начала мандатного управления Палестина непрерывно бурлила, и к 1947 г. британские чиновники окончательно выдохлись, раздраженные и деморализованные неудачными попытками осуществить противоречивую политику. Они стали опасны для страны и должны были уйти. 18 февраля 1947 г. министр иностранных дел Великобритании Эрнест Бевин объявил о прекращении действия Мандата и передал палестинскую проблему на рассмотрение недавно созданной Организации Объединенных Наций. ООН разработала новый план раздела Палестины, более выгодный для евреев, чем предложение Комиссии Пила: на территории восточной Галилеи, верховьев Иордана, Негева и прибрежной равнины создавалось еврейское государство, в оставшейся части Палестины – арабское. Иерусалим и Вифлеем, предлагалось выделить в corpus separatum под международным контролем. 29 ноября 1947 г. Генеральная Ассамблея ООН проголосовала за этот план, и была создана специальная комиссия по выработке статута международной зоны Иерусалима. Арабы отказались признать решение ООН, а прагматики-сионисты его приняли, включая и пункт о передаче Иерусалима под международный контроль. В плане, который они сами предложили ООН в августе 1946 г., Иерусалим тоже выделялся в corpus separatum. На той стадии им не казалось, что новое еврейское государство непременно должно владеть Святым городом.

Почти сразу же после принятия резолюции ООН в Палестине начались вооруженные столкновения. 2 декабря толпа арабов, пройдя Яффские ворота, разгромила еврейский торговый центр на улице Бен Иегуды. «Иргун» ответил на это нападением на арабские пригороды Катамон и Шейх-Джаррах. К марту 1948 г. насчитывалось уже 70 евреев и 230 арабов, убитых в окрестностях Иерусалима, – при том, что срок действия Британского мандата официально еще не истек. Вступившие в Палестину сирийские и иракские войска блокировали дороги на Иерусалим, но Хагана, перейдя к осуществлению предусмотренного на этот случай плана «Далет», провела военную операцию, в результате которой еврейским силам удалось создать коридор к Иерусалиму со стороны побережья. Британцы отказались вмешиваться в войну. Еще в феврале 1948 г. арабы осадили еврейские пригороды Западного Иерусалима, и эти пригороды оставались отрезанными от остальной территории страны до тех пор, пока силы Хаганы не отбили дороги. Новая фаза войны началась 9 апреля, когда отряды «Иргуна» и «Лехи» атаковали арабскую деревню Дейр-Ясин, в трех милях к западу от Иерусалима. Нападавшие убили 250 человек – мужчин, женщин, детей – и изуродовали их тела. Арабы, в свою очередь, напали 13 апреля на еврейский конвой, перевозивший раненых (в том числе двух участников боя в Дейр-Ясине) в медицинский центр «Хадасса» на горе Скопус; из погибших тогда евреев 40 были медицинскими работниками, не причастными ни к какому кровопролитию.

До того, как англичане официально покинули Палестину (что произошло 15 мая 1948 г.), «Иргун» успел предпринять штурм Яффы. В результате из города бежали 70 000 арабских жителей, опасавшихся повторения трагедии Дейр-Ясина. Так начался исход палестинцев из собственной страны. Некоторые беженцы искали пристанища в Иерусалиме. 26 апреля Хагана развернула наступление на обширные и богатые арабские пригороды Западного Иерусалима. Группы диверсантов перерезали телефонные и электрические кабели; по улицам были пущены грузовики с установленными на них громкоговорителями, из которых раздавались предупреждения вроде: «Если вы не покинете свои дома, вас постигнет судьба жителей Дейр-Ясина!». В итоге арабам действительно пришлось уйти. К концу мая они полностью оставили Западный Иерусалим, многие нашли убежище в Старом Городе. В начале мая в Иерусалим прибыли представители ООН, чтобы организовать международную администрацию, но ничего не смогли сделать, поскольку и англичане, и обе воюющие стороны их игнорировали. А 14 мая 1948 г. в здании Тель-Авивского музея искусств состоялась торжественная церемония, на которой Бен-Гурион провозгласил образование Государства Израиль. На следующий день, когда англичане официально покинули Палестину, еврейские силы были готовы нанести удар по Старому городу, но их остановило прибытие иорданского Арабского легиона, успевшего подойти в последний момент. Иорданцы учредили в Старом Городе и Восточном Иерусалиме военную администрацию.

В июле представители ООН сумели добиться перемирия, по условиям которого Иерусалим был поделен между Израилем и Иорданией. Граница прошла по западной крепостной стене и полосе ничейной земли, покрытой развалинами и необитаемой. 2000 евреев, живших в Еврейском квартале, были изгнаны из Старого Города; через новую границу их переправили в Западный Иерусалим, который теперь контролировался Израилем. Захватив его и выселив жителей, новое государство оставило без крова 30 000 арабов. Старый город был переполнен беженцами из Яффы, Хайфы и окрестностей Иерусалима. Ни Израиль, ни Иордания не соглашались оставить район Иерусалима. Оба государства отказались повиноваться Резолюции 303 Генеральной Ассамблеи ООН, требовавшей, чтобы они отвели свои войска из Иерусалима и его пригородов, дав международному сообществу возможность создать там corpus separatum, как планировалось с самого начала. 15 ноября в Старом Городе коптский епископ короновал короля Иордании Абдаллу, провозгласив его королем Иерусалима; Восточный Иерусалим и Западный берег реки Иордан были объявлены иорданской территорией, а 13 декабря иорданский парламент одобрил присоединение Палестины к Иордании. О создании независимого палестинского государства не было и речи, вместо того король даровал жителям Восточного Иерусалима и Западного берега иорданское гражданство. Соседние арабские государства яростно протестовали против иорданской оккупации, однако в конце концов были вынуждены признать ее как свершившийся факт. В качестве ответного шага Бен-Гурион 13 декабря объявил о переводе в Западный Иерусалим кнессета и всех правительственных органов за исключением министерств обороны и иностранных дел, а также департамента полиции. Затем 16 марта 1949 г. Израиль и Иордания подписали официальное соглашение, по которому линии прекращения огня признавались законными границами между двумя государствами. ООН продолжала рассматривать оккупацию Иерусалима Израилем и Иорданией как незаконную, однако после апреля 1950 г. не предпринимала никаких шагов по этому поводу.

Так Иерусалим, который за свою историю не раз бывал расколот внутренним противостоянием, оказался разделен физически – по нему прошла укрепленная граница длиной более полутора миль, с заграждениями из колючей проволоки и мощными бастионами. С обеих сторон сидели снайперы, простреливавшие вражескую половину нейтральной полосы. А сама эта полоса представляла собой безлюдные улицы, на которых оставалось 150 брошенных домов. Трое ворот Старого Города (Новые, Яффские и Сионские) были перекрыты и усилены бетонными стенами. Теперь иорданскую и израильскую части города изолировали друг от друга высокие барьеры и десятки тысяч мин, заложенных с обеих сторон. Существовал лишь один пропускной пункт – так называемые ворота Мандельбаума. Он находился на оставленном открытым проезде возле дома, который раньше принадлежал горожанину по фамилии Мандельбаум и при проведении границы попал прямо на линию размежевания. Воротами пользовались только духовные лица, дипломаты, персонал ООН и немногие привилегированные туристы. Иорданцы в большинстве случаев требовали от туристов, желавших попасть в Восточный Иерусалим с израильской стороны, предъявлять свидетельство о крещении – в доказательство того, что они не евреи. Перейти обратно в Израиль эти туристы не могли, им приходилось возвращаться домой через Иорданию. Все сети города – телефонная, водопроводная, дорожная – были разрезаны надвое. Гора Скопус сделалась израильским анклавом в иорданской части города. Расположенные там здания больницы «Хадасса» и Еврейского университета стояли закрытыми, под надзором ООН. На горе находился лишь малочисленный гарнизон, для снабжения которого через кордон пропускали израильский конвой. И в Израиле, и в Иордании участки земли и здания, принадлежавшие до 1948 г. противной стороне, были переданы под охрану временных смотрителей. Бесчеловечный характер раздела особенно ярко проявился в деревне Бейт-Сафафа, одна половина которой отошла Израилю, а другая – Иордании. Родственники и друзья, отрезанные теперь друг от друга, иногда получали разрешение устроить свадьбу или другое торжество у железной дороги, где проходила граница, и перекликались там, обмениваясь новостями и сплетнями.

Статья 8 соглашения о перемирии, заключенного между Израилем и Иорданией, гарантировала израильским евреям свободный доступ к Западной стене, однако Иордания отказывалась выполнять это условие, пока Израиль не вернет ей арабские пригороды Западного Иерусалима. Арабы-христиане Израиля лишь после многолетней борьбы добились разрешения посещать храм Гроба Господня и церковь Рождества Христова на Пасху и Рождество, причем продолжительность их пребывания в Иордании не должна была превышать 48 часов. Каждая сторона обвиняла другую в поругании святых мест: израильтяне говорили об осквернении арабами еврейского кладбища на Масличной горе и разрушении синагог в Еврейском квартале, обращенном в лагерь для палестинских беженцев. Арабы же горько сетовали на уничтожение исторического кладбища Мамилла, где были похоронены многие знаменитые мусульманские ученые, мистики и воины.

Иорданский Иерусалим испытывал множество проблем (Kraemer, pp. 88–94; Benvenisti, pp. 22–60; Hudson, pp. 263–67). После войны 1948 г. у израильского государства было значительно больше территорий, чем предусматривалось резолюцией ООН. Из всех ближневосточных арабских государств лишь Иордания смогла остановить продвижение израильских войск. Во время самой войны около 750 000 палестинских арабов, устрашенные сообщениями о зверствах в Дейр-Ясине, бежали из страны. Значительная их часть поселились в лагерях в соседних арабских государствах; никому не было разрешено вернуться в свой город или село. Многие из этих беженцев считали, что Иордания лишила их независимости; бывший муфтий, осевший в Египте, основал Палестинский национальный совет в качестве правительства Палестины в изгнании. Король Абдалла пытался привлечь на свою сторону знатные арабские семейства, традиционно противостоявшие муфтию, предлагая им государственные посты в Аммане и даже места в парламенте. В результате многие представители иерусалимской аристократии переселились в столицу Иордании, что в корне переменило обстановку в городе: большинству оставшихся там палестинцев Амман был ненавистен. Более образованные и культурные, чем основная масса арабов Восточного берега, они не выносили политического угодничества. Когда у правительства Иордании возникали трудности, в Иерусалиме нередко вспыхивали беспорядки – он стал центром палестинского сопротивления королевству. Арабам аль-Кудса частенько казалось, что король Абдалла, бросивший вызов всему миру, чтобы присвоить Иерусалим, теперь вознамерился его уничтожить.

Война 1948 г. нанесла арабскому Иерусалиму тяжкий урон, лишив его аристократии. Чтобы обеспечить себе опору в Иерусалиме, король Абдалла поощрял переселение туда хевронских арабов, лояльных по отношению к Иордании. Остро стояла проблема беженцев, к тому же в городе было много серьезных разрушений. Ресурсы королевства почти истощились, их не хватало на то, чтобы облегчить страдания тысяч палестинцев, оставшихся без крова и вынужденных тесниться в Иерусалиме и его окрестностях. Условия жизни в Старом Городе на протяжении многих месяцев после войны были ужасны, но король не спешил вкладывать средства в восстановление аль-Кудса еще и потому, что город служил оплотом палестинского национализма. Во многих случаях Абдалла отдавал предпочтение Наблусу или Хеврону, так что Иерусалим оставался ни с чем. Правительственные учреждения были переведены из Иерусалима в Амман. А после того, как в апреле 1951 г. король Абдалла был убит агентами муфтия при входе в мечеть Аль-Акса, исчезла, казалось, последняя надежда на улучшение отношений.

И все-таки иорданский Иерусалим восстанавливался. В 1953 г. прошла реставрация мечети Аль-Акса, и было учреждено Мусульманское благотворительное общество по реконструкции Иерусалима, которое занималось созданием школ, больниц и приютов. В течение 1950-х гг. строились новые дома для беженцев на холме Офель, а также в районах Вади эль-Джуз, Абу-Тор и Шейх-Джаррах, причем иорданцы продолжали строго придерживаться генерального плана развития города, выработанного еще во времена Мандата. Заботясь о сохранении красоты Иерусалима, они не стали застраивать ни западные склоны Скопуса, ни долину Кедрона. Зато в восточном и северном направлении от Старого Города вырос новый торговый район, а в 1958 г. началось масштабное обновление построек на Хараме. Постепенно налаживалась и экономика города. Иерусалим никогда не был центром промышленности, а в описываемое время планы строительства фабрик и заводов в его окрестностях постоянно отклонялись правительством, которое предпочитало развивать район Аммана. Однако иорданские власти активно поддерживали туристическую индустрию, которая приносила Западному берегу до 85 % дохода. Если в 1948 г. в Восточном Иерусалиме был всего один современный отель, то к 1966 г. их насчитывалось уже 70. В городе существовал огромный разрыв между богатыми и бедными, но к началу 1960-х гг. арабский Иерусалим неплохо оправился от последствий насильственного раздела и превратился в комфортное для проживания место. Уровень жизни высших и средних классов арабского общества был, возможно, выше, чем у израильтян с таким же социальным статусом в Западном Иерусалиме. Тем не менее модернизация не уничтожила историческую атмосферу Иерусалима, его традиции и отчетливо арабский дух.

Повысилось и административное значение города. Израильтяне, игнорируя мнение международного сообщества, деловито превращали Западный Иерусалим в свою столицу и перевели туда кнессет. Иордания не могла оставить этот шаг без ответа. В июле 1953 г. в Восточном Иерусалиме впервые прошло заседание иорданского кабинета министров, а вскоре там собрался и парламент страны. В начале 1957 г. мэром арабского Иерусалима стал Рухи аль-Хатиб, которому удалось обеспечить стабильное местное самоуправление. Аскет в быту и великолепный администратор, он сумел несколько сгладить острые углы между Амманом и палестинскими националистами. Отношения с иорданским правительством улучшились, и к 1959 г. Иерусалим был преобразован из муниципалитета (баладия) в столичный округ (амана), т. е. приравнен к Амману. Король Хусейн провозгласил Иерусалим второй столицей Иордании и собирался выстроить себе дворец к северу от города.

По другую сторону разделительной линии Западный Иерусалим встретился с очень похожими проблемами. В декабре 1949 г. Бен-Гурион заявил, что для еврейского государства жизненно важно утвердить свое присутствие в Иерусалиме:

Еврейский Иерусалим есть органичная и неотъемлемая часть Государства Израиль, точно так же, как и неотъемлемая часть истории и веры еврейского народа. Иерусалим – сердце Государства Израиль (Benvenisti, pp. 11–12).

Когда Западный Иерусалим благодаря военной удаче оказался в руках израильтян, былое безразличие сионистов к Святому городу улетучилось. В 1950-х гг. Израиль решительно взял курс на превращение Западного Иерусалима в действующую столицу государства, пусть и не признаваемую международным законодательством. ООН продолжала настаивать на сохранении за Иерусалимом статуса corpus separatum, в частности, католические страны были категорически против раздела города. Ицхак Бен-Цви, ставший в 1952 г. вторым президентом Израиля, перевел из Тель-Авива в Иерусалим и свою резиденцию, поставив в сложное положение иностранных послов: если они вручат свои верительные грамоты новому президенту в Западном Иерусалиме, это будет означать молчаливое признание его столицей Израиля. Послы все-таки стали один а другим прибывать в Западный Иерусалим и когда в 1954 г. туда прибыли послы США и Великобритании со своими верительными грамотами, стало окончательно понятно, что бойкот, объявленный международным сообществом, постепенно сошел на нет. Оба посла – английский и американский – не преминули заявить, что их правительства по-прежнему поддерживают резолюции ООН, но несмотря на эти официальные оговорки, Израиль выиграл первый раунд. Затем министр иностранных дел Моше Шаретт перевел в Западный Иерусалим главные отделы своего ведомства, и иностранные дипломаты постепенно привыкли посещать его именно там. К 1967 г. уже до 40 % аккредитованных в Израиле иностранных дипломатических миссий переехали из Тель-Авива в Западный Иерусалим.

Но израильское правительство, решившее наперекор мировому сообществу во что бы то ни стало сделать Западный Иерусалим своей столицей, пренебрегало самим городом. В кнессете большинство составляли кибуцники (члены кибуцев), мало интересовавшиеся городами и не имевшие четкого представления о стратегии их развития (Benvenisti, глава 3; Kollek 1978, p. 182). В итоге Западный Иерусалим получил от своего столичного статуса гораздо меньше, чем мог бы. Его экономический рост отставал от роста израильской экономики в целом. Главными работодателями в городе были правительственные учреждения и Еврейский университет, а они сами по себе не создают богатство. Туризм, что не удивительно, не слишком процветал – практически все главные достопримечательности находились по другую сторону нейтральной полосы. Слабое развитие легкой промышленности приводило к высоким ценам. Некоторые районы еврейской части Иерусалима превратились в трущобы, где обитали еврейские беженцы, изгнанные из арабских стран после образования в 1948 г. Государства Израиль и исхода из него палестинцев. Эти евреи с Востока, сефарды, так и не были полностью приняты ашкеназским сионистским истеблишментом. Им отвели для расселения более опасные районы города, находившиеся вблизи нейтральной полосы, в пределах досягаемости для арабских снайперов. Так что в еврейском городе существовали неравенство и взаимная неприязнь между евреями.

Западный Иерусалим и впрямь производил впечатление разобщенности и разрозненности. Фактически он представлял собой ряд пригородов, каждый из которых населяла особая этническая или религиозная группа со своим самодостаточным жизненным укладом. И это был город, разделенный внутри себя: сефарды против ашкеназов, религиозные евреи против нерелигиозных. Евреи-ортодоксы, все еще не признавшие светское израильское государство, завели обычай стоять по субботам на перекрестках улиц в своих кварталах и швырять камнями в проезжающие машины (еврей, едущий в субботу на машине, нарушает правило субботнего отдыха). Сердце Иерусалима находилось в Старом Городе, и отрезанный от этого сердца Западный Иерусалим был бессмысленным образованием, не более чем тупиком, в который упирались дороги с побережья. Окруженный с трех сторон арабскими территориями, изолированный от остального Израиля, он лежал «в конце узкого коридора, с дорогами, ведущими в никуда, – вспоминал о Иерусалиме тех времен его будущий мэр Тедди Коллек. – Если ты ехал по улице или переулку, то в половине случаев натыкался на знак: «СТОП! ОПАСНО! ВПЕРЕДИ ГРАНИЦА!» (Kollek 1978, p. 182).

В своем классическом романе «Мой Михаэль»[89], действие которого происходит в описываемый период, израильский писатель Амос Оз нарисовал похожую картину, изобразив Западный Иерусалим смертельно раненным. Его пригороды – разобщенные, одинокие крепости, побежденные и подавляемые зловещей окружающей местностью, где воют шакалы. Он – город стен, руин и пустырей, по-прежнему не допускающий до себя своих еврейских обитателей. «Здесь, в Иерусалиме, можно ли ощутить себя дома, спрашиваю я, даже если прожить тут сто лет?», – говорит героиня Оза, Хана. Иерусалим мог иногда показаться обычным городом, но это впечатление не сохранялось долго – за ближайшим углом вновь обнаруживалось пустое место:

Стоит лишь повернуть голову – и в кипении строительных работ откроются взору поляны, усеянные валунами, оливковые деревья, выжженная пустошь, долины, поросшие густым кустарником, запутанные дикие тропки, протоптанные множеством ног. Неподалеку от здания Канцелярии главы правительства в новом комплексе государственных учреждений рассыпалось небольшое стадо.

Древний город строился как островок безопасности посреди демонической области пустыни, где жизнь не была возможна. Теперь же пустыня подстерегала жителей Западного Иерусалима за каждым поворотом, на этой опасной территории они постоянно соприкасались с возможностью гибели и исчезновения. Фактически пустыня вторглась в Иерусалим – сбылся древний кошмар, – и город казался не вполне реальным. «Нет Иерусалима, – говорит Хана. – Осколки, рассеянные со злым умыслом, чтобы ввести в заблуждение наивных людей».

Пустота преследовала Государство Израиль в целом – это было неизбежным следствием трагической истории еврейского народа и государства. Сионистам, быть может, не удалось бы осуществить свой план, если бы не нацистский «крестовый поход» против евреев. Чувство вины, шок и гнев, вызванные открытием гитлеровских концлагерей, подняли после Второй мировой войны волну сострадания к еврейскому народу, что, безусловно, пошло на пользу делу сионизма. Но катастрофа, унесшая шесть миллионов жизней, была настолько чудовищной, что это не укладывалось в сознании евреев. Святые города изначально строились как приюты, защищающие своих обитателей от небытия. Теперь еврейский народ оказался под угрозой полного уничтожения, столкнувшись с осуществившейся дикой фантазией европейцев, которых веками мучили зловещие кошмары о страшных евреях. В мифе об Исходе рассказывается о путешествии древнего народа Израиля через небытие пустыни к убежищу в Земле Обетованной. Современное Государство Израиль было создано как такое же убежище для спасения от гибели в чудовищных лагерях смерти. Но в Западном Иерусалиме пустыня все еще присутствовала прямо посреди города – некуда было скрыться от пустоты, оставленной Холокостом. Лидеры сионизма, преимущественно выходцы из Польши, России и стран Восточной Европы, построили свое государство для людей, которые теперь были мертвы. Одной из главных святынь нового светского Государства Израиль стал мемориал жертв Холокоста Яд ва-Шем с его Залом памяти (на иврите – «Охель изкор», буквально «Шатер памяти»), где на полу выбиты названия 22 крупнейших лагерей смерти. Поэтому совсем не удивительно, что созданный Израилем Новый Иерусалим многим казался лишенным смысла. Со временем, как мы увидим в следующей главе, некоторые евреи в поисках исцеления вновь обратились к древним мифам и духовности священного пространства.

Но пострадали и палестинцы. Они лишились своей земли и были стерты с географической карты. Их тоже обратили в ничто. Обитатели обеих частей разделенного Иерусалима испытывали одинаковое состояние глубокого шока. Палестинцы должны были как-то справиться с постигшей их катастрофой, евреи – осознать тот неприятный факт, что они, жертвы европейцев, в своей отчаянной попытке выжить нанесли неизлечимую рану палестинскому народу. На деле и те, и другие пытались вычеркнуть противника из реальности, делая вид, что его не существует. На арабских туристических картах на месте Западного Иерусалима печатали белое пятно, что же касается Израиля, то чуть позже описываемого времени, в 1969 г. его премьер-министр Голда Меир произнесла сакраментальную фразу: «Палестинцев не существует». Это обоюдное отрицание поощрялось как в израильских, так и в арабских учебных программах: ни там, ни там дети не получали достаточных знаний об истории, языке и культуре «другой стороны» (Benvenisti, pp. 50–52, 36–37). Кроме того, арабский Иерусалим внушал израильтянам чувство острой обиды – их опять изгнали из города. В прежние века евреи оплакивали погибший Храм, стоя на Масличной горе, но израильтяне не могли этого делать, поскольку гора находилась в руках иорданцев. В праздники они собирались на молитву на крыше одного из высоких зданий на горе Сион, откуда можно было видеть старый Еврейский квартал.

Фактически же две половины города все больше расходились физически (Benvenisti, pp. 39–40). Арабский Иерусалим, невзирая на напряженные отношения с иорданским правительством, естественным образом ориентировался на восток, по направлению к Амману, а еврейская часть города постепенно отодвигалась от опасной нейтральной полосы в сторону Тель-Авива и побережья. Районы Западного Иерусалима, прилегавшие к границе, представляли собой трущобы, населенные сефардами. Торговый центр на улице Бен Иегуды, оказавшийся в зоне досягаемости арабских снайперов, был заброшен. Новые районы строились на вершинах холмов к западу от города. Географическим центром Западного Иерусалима теперь стал Гиват-Рам, где вырос новый кампус Еврейского университета. Этот район расположен значительно западнее муниципальной границы, существовавшей до 1948 г. Если бы такое положение дел сохранялось достаточно долго, Иерусалим превратился бы в два отдельных города с полосой мертвой земли и колючей проволоки между ними.

В 1965 г. на пост мэра Западного Иерусалима был избран Тедди Коллек, член недавно сформированной Бен-Гурионом Рабочей партии Рафи и не менее влиятельная фигура, чем Рухи аль-Хатиб по ту сторону границы. Этот коренастый волевой блондин добился в своем муниципалитете большей стабильности, чем удавалось его предшественникам. Он попытался скорректировать переориентацию города в направлении побережья. Так, существовал план перенести здание муниципалитета, находившееся прямо на границе, в один из новых западных районов, однако Коллек решил остаться на прежнем месте: мэру и его совету не следовало бросать восточных евреев, в их приграничных трущобах. Главную же причину, по которой был отменен переезд, сам Коллек объяснил так: «оставаясь прямо на границе, мы выражали свою веру в конечное воссоединение Иерусалима» (Kollek 1978, p. 183). Посреди разобщенности и всеобщего отчуждения послевоенных лет израильтяне начинали мечтать о единении, цельности и полноте.

В мае 1967 г. Израиль и арабский мир оказались перед угрозой новой войны. 13 мая СССР проинформировал Сирию, что Израиль готовит вторжение на ее территорию. Возможно, советскую разведку дезинформировали – на самом деле у Израиля не было планов подобного вторжения. Но президент Египта Гамаль Абдель Насер отреагировал на предполагаемую угрозу своему арабскому союзнику, перебросив 100-тысячный воинский контингент на Синайский полуостров и закрыв для израильских судов Акабский залив. 30 мая, несмотря на все просьбы Израиля воздержаться от участия в конфликте, король Иордании Хусейн подписал военное соглашение с Египтом. Великие державы поддержали ту или другую сторону, и над миром встала зловещая тень конфронтации. Израильтяне, слушая пламенные речи Насера, в которых он угрожал скинуть Израиль в море, готовились к худшему и ожидали нового Холокоста.

Всего за три недели до того, как разразилась война, в Западном Иерусалиме в самой идиллической обстановке проходили торжества по поводу Дня независимости Израиля. Это была особая годовщина, поскольку в 1967 г. произошло довольно редкое совпадение: дата провозглашения Государства Израиль по еврейскому календарю пришлась на 14 мая – соответствующую дату гражданского календаря. Из-за запрета ООН на любые виды оружия и военной техники на территории Иерусалима военный парад не мог состояться. Вместо этого мэр Коллек предложил спонсировать за счет муниципалитета включение в программу праздничного концерта песни, которую должна была сочинить известная поэтесса и композитор Наоми Шемер. Песня, получившая название «Золотой Иерусалим», имела огромный успех и мгновенно облетела весь Израиль. Это – объяснение в любви к городу с трагической историей, у которого «в сердце стена», но можно заметить, что часть его пропала из поля зрения израильтян, как будто закрытая слепым пятном:

На самом-то деле Восточный Иерусалим не думал пустеть, и базар вовсе не вымер – он был оживлен, многолюден, там шла торговля предметами роскоши, не доступными жителям Западного Иерусалима, – а на Храмовой горе теснились благочестивые посетители и богомольцы. Песня предполагала, что палестинцев арабского Иерусалима не существует. В тот же день 14 мая на другом конце города равввин Цви Иегуда Кук, сын знаменитого Авраама Кука, главного раввина Иерусалима времен Британского мандата, произносил свою ежегодную проповедь в честь Дня независимости в иешиве Мерказ ха-Рав. Внезапно его тихий голос зазвучал громче, и присутствующим показалось, что на него сошел дух пророчества. В какой-то момент он громко зарыдал, оплакивая земли, отторгнутые от живого тела Эрец-Исраэль на Западном берегу: Иерусалим, Храмовая гора, Хеврон, Шхем, Иерихон – города и места, священные для еврейского народа. Это грех, – восклицал раввин, – оставлять столь святые места в руках гойим (Mergui & Simonnot, p. 125). А спустя три недели Цви Иегуду Кука прославляли как истинного пророка Израиля. Танки Армии обороны Израиля вошли во все перечисленные в проповеди города Западного берега, и еврейский народ воссоединился со Старым Городом Иерусалима.